Статьи

З. С. Самашев, Г.А. Базарбаева, Г.С. Джумабекова Берельские курганы Казахского Алтая // Казахская культура: исследования и поиски. Сборник научных статей. Алматы., 2000. С. 66-91.

В 1998-1999 гг. международная экспедиция Института археологии им. А.Х. Маргулана МОН РК при участии ряда научных учреждений /1/ проводила исследования курганов ранних кочевников на территории Казахского Алтая в пределах административной границы Катонкарагайского района Восточно-Казахстанской области Республики Казахстан. 

Могильник Берел, где проводились исследования, расположен на третьей надпойменной террасе в 7 км юго-западнее одноименного села, в живописной высокогорной долине, на абсолютной высоте 1100 м. Долина реки Бухтарма ограничена горными реками Ак Берел (Акбулкак), Буланты (Сохатушка), впадающими в нее. С восточной и западной сторон она замкнута горами, склоны которых покрыты смешанным лесом (береза, осина, лиственница, пихта, ель) и луговыми травами. В долине с курганами сохранились следы растущей когда-то лиственницы и березы.
Могильник образован 4 группами объектов, насчитывающими в настоящее время 31 курган с каменными насыпями различного размера. Основу его составляет несколько параллельных цепочек курганов, вытянутых в направлении СЗ-ЮВ. “Большой Берельский курган” с примыкающими к нему мелкими насыпями курганов, образует отдельную группу.
За два года на могильнике исследовано 2 кургана - №11, 18. В целях получения максимально возможной научной информации, исследования памятников проводились комплексно: в сотрудничестве археологов с палеоботаниками, мерзлотоведами, почвоведами, геологами, архитекторами, палеозоологами, этнографами, реставраторами, генетиками /2/.
Особое внимание уделялось конструктивным особенностям сооружений, однако, детальное изучение наземных и внекурганных сооружений исследуемых объектов еще не завершено.
Сначала коротко охарактеризуем раскопанные объекты.
Курган №18. Диаметр – 18,3 м, высота – 1,05м. Он соединяется с помощью, выложенной на уровне древней дневной поверхности каменной “дорожки” с Ю-В соседним курганом (№16). Наземное сооружение памятника, округлое в плане, возведено поэтапно на слегка наклонном участке из разновеликих плит темно-серо-зеленоватого сланца. В результате археологического исследования удалось проследить некоторые конструктивные элементы сооружения. Верхний открытый слой насыпи кургана состоит из плотно уложенных мелкоколотых камней и галечника мелких размеров. Этот слой насыпи выполнял, скорее всего, функцию своеобразного панциря, покрывающего нижележащие камни и пустоты, т.е. основного терморегулирующего компонента сложной наземной конструкции памятника. Края панциря соприкасаются с лепесткообразной внешней крепидой кургана, состоящей из наклонно врытых широких плит, и укреплены каменным поясом шириной 1,5-1,7 м с заметно выпуклой поверхностью. Пояс, сооруженный поверх нижнего края панциря из более мелких камней, выполнял, возможно, функцию дополнительной крепиды, удерживающей склоны насыпи кургана от расползания. Концы его уложены с напуском друг на друга в ССВ секторе и образуют своеобразный “узел”, который в семантическом плане мог выражать идею замыкания, запирания, окончания возведения погребального памятника. Этот пояс был покрыт слоем дерна. Следующий слой насыпи состоит из плашмя положенных плит и брусковидных камней крупного и среднего размера, среди которых изредка попадается галечник. Этот слой также покрывает все наземное сооружение вплоть до “лепестков” крепиды. Под ним расположен главный конструктивный элемент наземного сооружения - широкая околомогильная ограда с высокой внутренней и пологой внешней стенками. Она возведена из крупных брусковидных камней и плит, лучше сохранившийся ее фрагмент в ЮВ секторе насчитывает 8 блоков в высоту. Большая их часть уложена в радиальном направлении. Эта ограда, по-видимому, выложена на предварительно выровненную поверхность погребенной почвы. Внутреннее пространство ограды плотно заполнено доверху брусками и плитами различного размера. Могильная яма в центре ограды фиксировалась по куполообразному скоплению плит и камней, лежащих с уклоном к центру могилы. Поверх него прослеживается незначительный слой суглинка. Площадка внутри ограды, вокруг могильной ямы была углублена наклонно к середине и затем покрыта слоем желтого суглинистого могильного выкида. Внешняя сторона околомогильной ограды как бы “облицована” плитами и брусковидными камнями среднего и крупного размера, находящимися в наклонном положении и повторяющими профиль наклона насыпи кургана. Нижний ряд этих плит упирается в “лепестки” упоминавшейся внешней крепиды; верхний ряд – уложен почти горизонтально по гребню пояса.
Погребальная камера размером 3,25х3,90 м, глубиной 3,90 м находилась в центре. Она была вырублена в толще желтые глины, но вода, стекавшая сверху через каменный набросок и прослойку чернозема в погребальную камеру, окрашивала ее стены до дна в черный цвет. Заполнение могильной ямы составлял глинистый грунт различной плотности.
На стенках могилы зафиксированы отпечатки веток и коры березы, ближе к дну – вертикально поставленные плахи. Доски, которыми была перекрыта погребальная камера, просели под тяжестью камней и грунта, и зафиксированы лежащими на крупных камнях и конских скелетах у пола камеры на глубине 3,25-3,65 м. На глубине 3,60 м вдоль СЗ стены на каменной приступке были уложены трупы 3-х коней, скелет только одной из которых обнаружен в непотревоженном виде. Они были умерщвлены ударом чекана в голову. Вдоль ЮВ стены камеры сохранились остатки деревянной конструкции – рамы. В районе грабительского лаза (ЮВ стена) обнаружены остатки погребального инвентаря: орнаментированный керамический сосуд, обрывки листового золота и витой золотой проволоки, костяной наконечник стрелы. В районе одного из черепов коней выявлен обломок железных удил.
Сосуд представляет собой кувшин с высоким наклонным горлом, сужающимся к устью, слега отогнутым венчиком. Тулово его сильно несимметричное, донце плоское. В целом, кувшин имитирует кожаный сосуд. Высота кувшина - 54 см, диаметр устья - 10,7см, диаметр дна - 14,5 см.
Сосуд орнаментирован четырьмя орнаментальными поясами, составленными из прочерченных по сырой глине линий. Первый пояс, расположенный под венчиком, образован тремя рядами. Верхний - представлен косыми линиями, нанесенными в противоположном направлении друг к другу. Второй ряд, примыкающий к верхнему, образован треугольниками с опущенными вниз вершинами, заполненными косой штриховкой. Третий ряд состоит из аналогичных фигур, помещенных между упомянутыми треугольниками. Второй орнаментальный пояс расположен на месте перехода горловины в тулово кувшина, он образован треугольниками, опущенными вершинами вниз и заполненными косой сеткой. Третий ряд, состоящий из таких же треугольников, тянется по округлым плечикам сосуда. И последний, нижний ряд орнамента, образованный треугольниками с более редкой сеткой, проходит по тулову. Прочерченные линии орнамента сохранили остатки красной краски. Тесто сосуда, в изломе серо-черного цвета, рыхлое, с примесью дресвы, шамота и органики, поверхность – оранжевого цвета с характерными серыми, коричневыми пятнами, свидетельствующими о слабом, неравномерном обжиге. Снаружи стенки кувшина закопчены, изнутри – сохранили остатки пищи в виде черно-коричневого налета. Технологически сосуд характеризуется комбинированным способом формовки. Донце его – спирально - витое, прилеплялось к тулову сосуда с наружной стороны и заходило на придонную часть стенок. Тулово сосуда формовалось лоскутным налепом на твердом шаблоне. Придонная часть стенок сосуда с внутренней стороны примазывалась к внутренней поверхности донца. Горловина кувшина выполнена лоскутным налепом. Верхняя часть горловины (устье) выполнена спиральным налепом. Венчик подлеплен с обеих сторон, утолщен.
По наблюдениям исследователей, присутствие в погребениях по одному керамическому сосуду на каждого погребенного, преобладание кувшинов – характерная особенность погребальных памятников пазырыкской культуры. Отличительной чертой керамической посуды из пазырыкских курганов является ее хрупкость. Не случайно создается впечатление о ее специальном изготовлении в качестве погребального инвентаря3. По мнению С. И. Руденко, сравнительно низкий уровень изготовления керамической посуды из пазырыкских курганов может объясняться ее второстепенным значением по сравнению с деревянной и металлической4. В оформлении нашего сосуда наблюдается некоторое своеобразие. Здесь отсутствуют столь обычные для пазырыкской керамики налепы, кожаная аппликация, роспись черной минеральной краской. Орнаментация из прочерченных по сырой глине элементов также имеет нетипичные для ранних кочевников Алтая мотивы. Так, три горизонтальных ряда треугольников, отмеченные на сосуде из могильника Кок-су5, справедливо связываются с архаическим орнаментом, характерным для эпохи бронзы6. Такие орнаментальные элементы характерны для сосудов андроновской эпохи, эпохи поздней бронзы7; но, может быть, в большей степени - для керамики карасукской культуры8. Керамика низкого качества, ее орнамент предстает как реминисценция более архаической эпохи, но вполне вписывается в общий набор регламентированного погребального инвентаря пазырыкской культуры, который допускает использование в практике погребальной обрядности предметов - символов, вотивов и макетов. В качестве примера, можно привести наблюдения исследователей пазырыкской культуры: чеканы, специально изготовленные для погребения и имеющие культовое назначение; имитации кинжалов и модели ножен кинжалов; уменьшенные и миниатюрные зеркала; деревянные модели поясных пластинчатых пряжек и др9. Часто бронзовые модели не подвергались окончательной доработке и представляли собой довольно грубо выполненные предметы. Хотя, С.И. Руденко, например, отмечая невысокое качество глиняной посуды, отрицал замену “подлинных вещей какими-то специально изготовленными”10. Эта деталь интересна как составляющая одного ряда явлений. Быть может, здесь уместно упомянуть параллели, наблюдаемые исследователями в погребальных памятников ранних кочевников Алтая. В.Д. Кубарев и Н.Л. Членова предметы более раннего периода, обнаруженные в погребениях IV-II вв. до н.э. Горного Алтая, объясняют несколькими причинами: существованием особой этнической группы людей, сохранившей архаические типы вещей; проникновением таких вещей с соседней территории11. Кроме того, в пазырыкских погребениях зафиксирован обычай использования в качестве моделей кинжалов бронзовых ножей карасукской эпохи и карасукских кинжалов в позднескифских комплексах Монголии12.
Таким образом, сосуд можно связывать с предметами, специально изготовленными для погребения, с использованием элементов архаики. Примеры диахронии инвентаря погребальных комплексов зафиксированы и в памятниках других культур и регионов.
Орнамент можно рассмотреть и с другой точки зрения.
Керамика с похожим орнаментом встречается в памятниках ранних кочевников в различных регионах. В курганах скифо-сакского времени Алтая отмечена орнаментация в виде прочерченных по устью горловины и месту переходу к тулову зигзагов с ямками-наколами (могильник Барбургазы, Кок-су, Бийск-II)13. В соседней культуре ранних кочевников Верхнего Приобья с III-II вв. до н.э. распространяются характерные для саргатской культуры приемы орнаментации в виде горизонтальной елочки вдоль венчика и рядов треугольных фестонов на плечиках сосудов14. Но в данном случае фестоны не заполнены дополнительной штриховкой. Для керамики саргатской культуры характерны орнаментальные мотивы: “елочка”, зигзаг, треугольники. В V-III вв. до н.э. преобладают резные узоры, иногда в сочетании с ямками и наколами. Треугольные фестоны отмечены и в керамике саргатской культуры более позднего времени (до первых веков н.э.). В комплексах гороховской культуры преобладают горшки с высокой шейкой и шаровидным, яйцевидным или грушевидным туловом. Орнамент, нанесенный по плечику и шейке сосудов, представлен горизонтальной “елочкой”, наклонными нарезками, решеткой, зигзагом, треугольными фестонами, иногда заполненными ямочными наколами или заштрихованными. Резной орнамент в виде спиралей, заштрихованных треугольников, насечек, линий и т.д. характерен для керамических сосудов таштыкской культуры Южной Сибири.
Треугольники, изображенные вершинами вверх и заполненные косой штриховкой или решеткой, встречаются на керамических сосудах из погребальных комплексов саков Средней Азии (Кетмень-Тюбе). Таким образом, в орнаменте на керамике из комплексов ранних кочевников Сибири и Зауралья встречаются близкие мотивы, имеющие довольно широкий хронологический диапазон. Относительно орнаментальных мотивов можно предположить, как влияние других культур, так и отголоски более ранних времен.
Ассиметричность кувшина позволяет сравнить его с кожаными сосудами, распространенными в кочевой среде с древнейших времен до этнографической современности. В погребальных памятниках ранних кочевников Евразии часто встречаются более точные имитации кожаной посуды, соответствующие ей не только по форме, но и в орнаментации: на поверхности нанесены имитации швов. Такие сосуды, в частности, отмечены в памятниках кулажургинской культуры Алтая.
Предположительное существование у носителей пазырыкской культуры ритуала изготовления специальной глиняной посуды в качестве погребальной и помещение в них молочных напитков, к которым существовало особое отношение15, вполне согласуется с возможностью нанесения архаических орнаментальных мотивов и с использованием архаических предметов в погребальных комплексах. Вероятно, это связано с особенностями погребального обряда и мифологическими представлениями древних кочевников. Керамический кувшин из кургана №18, возможно, также указывает на ритуал изготовления специальной погребальной посуды и на особое отношение к молочным продуктам: его форма напоминает некоторые типы кожаных сосудов, предназначенные для хранения молочных продуктов. Замеченное некоторыми исследователями несоответствие
керамики с синхронных поселений и могильников эпохи бронзы (в частности, в системе орнаментации, в качестве обжига), проявляет древние истоки такой традиции, основанные на принципиально схожих представлениях о “загробном” мире.
В целом прослеживаются следующие конструктивные элементы кургана. Верхний открытый слой насыпи из мелко колотых камней и галечника, плотно уложенных по всей площади кургана. Этот слой выполнял, очевидно, функцию своеобразного панциря, закрывающего нижележащие камни и пустоты, т.е. основного термо- и влаго- регулирующего компонента наземной конструкции памятника. Края панциря соприкасаются с лепесткообразной внешней крепидой кургана, состоящей из наклонно врытых широких плит. Второй слой насыпи кургана состоит из более крупных плит и камней (галечник встречается редко), набросанных в несколько рядов до внешнего пояса. Края кургана укреплены кольцом или “поясом”, удерживающим склоны насыпи кургана от расползания. Он был покрыт дерном. Внутри пояса под вторым слоем насыпи находится широкая околомогильная ограда с высокой почти вертикальной внутренней и пологой внешней стенками, сложенная из плит и брусковидных камней крупных размеров. Внутреннее пространство ограды было заполнено плитами и камнями крупных размеров в верхних слоях и средних и мелких размеров – в нижних. Посередине ограды находилась погребальная камера. Она была вырыта в материковом суглинке серо-желтого цвета. Выкид из ямы зафиксирован внутри околомогильной ограды. Наибольшая его толщина – в восточной части кургана. Частично этим суглинком были покрыты плиты и камни надмогильной наброски. Камни и плиты воронкой провалились в могильную яму. Под слоем желтого суглинка эти камни находились в линзе желто-коричневого грунта со щебенкой. По форме воронки провала камней, сползших в могильную яму, и наибольшей высоте слоя суглинистого выкида из нее, определяется направление смещения камней в погребальную камеру: с восточной части кургана в западную. Об этом же свидетельствуют остатки березовых плашек, зафиксированных на СЗ стене могилы и, возможно, вдавленных туда массой камней и глины сверху, с восточной стороны кургана. Погребальная камера имела воронковидное устье и вертикальные стены. Древний уровень дневной поверхности – гумусный грунт черного цвета, расположенный под слоем выкида из ямы, - стекая с водой в могилу, покрыл ее стены слоем черного суглинка. Поверх него тонким слоем лежала желтая глина, перерастая в мощный слой по устью камеры. Погребальная камера, вероятно, была перекрыта березовыми и хвойными деревьями, которые провалились под тяжестью камней и глины. Возможно также, что деревянное перекрытие, зафиксированное вдоль СЗ стенки могилы поверх камней и костяков лошадей, было возведено невысоко над дном могилы и опиралось на вертикально вкопанные бревна, остатки которых удалось проследить в дне ямы. Стенки могилы от уровня вертикальных стенок были обложены ветками березы и берестой. Согласно традиции культуры и регламента погребального ритуала, в могиле с северо-западной стороны сруба совершено сопроводительное захоронение трех лошадей, предварительно убитых ударом чекана по голове. Судя по уцелевшему скелету одной из лошадей, они были уложены на специальную каменную вымостку головами на восток, на подогнутые под брюхо ноги.
Положение скелета человека определить не удается. Погребение было ограблено в древности, лаз фиксируется в ЮВ стене камеры.
Курган №11. Диаметр 33,5 х 22,8 м; высота сохранившейся насыпи – 1,7 м; первоначальная высота насыпи над уровнем дневной поверхности – более четырех метров. Наземное сооружение было в плане вытянуто-овальным по линии ССВ-ЮЮЗ, в виде многоугольника вытянутой формы. В погребальном сооружении данного объекта прослеживаются те же конструктивные элементы, которые зафиксированы в кургане №18. Насыпь кургана состоит из нескольких слоев: верхнего открытого слоя плотно уложенных мелкоколотых камней и галечника; следующий - из плашмя положенных плит и брусковидных камней крупного и среднего размера; эти слои насыпи выполняли, скорее всего, функцию своеобразного панциря, покрывающего нижележащие камни и пустоты. В основании насыпи выявлены крупные массивные плиты, уложенные на уровне древней дневной поверхности плотной чешуей. Они были уложены с напуском друг на друга в направлении от краев могильной ямы к периферии кургана. Ребра этих толстых плит поднимались в наклонном положении над поверхностью на высоту до 0,50 м, пустоты между ними были заполнены выкидом из могильной ямы со щебнем. Этот панцирь упирался в крепиду, состоящую из врытых на ребро по периметру кургана крупных плит, укрепленных с внешней стороны подсыпкой из галечника и мелко колотых плиток. Таким образом, можно предположить, что первоначально были определены границы площадки для возведения кургана – установлена крепида, затем сооружено основание насыпи кургана. С западной и восточной сторон у края насыпи выявлены два рва, заполненные галечником и мелко колотыми плитами. Вокруг насыпи кургана, за рвами и с северной стороны, обнаружены скопления мелких плиток, лежавших на уровне древней дневной поверхности. Предположительно, они являются остатками строительного материала для возведения насыпи. С восточной стороны кургана на участке между краем насыпи и рвом зафиксирован вертикально стоящий камень из гранита? белого цвета.
С южной стороны курган №11 соединяется с небольшим курганом №25 двумя дуговидными выкладками, камни которых внешне отличаются от плит и блоков насыпи. Выкладки из плит мелкого и среднего размера, уложенных в один слой, примыкают к насыпи кургана №11 вдоль его длинной оси. Но они находятся на более высоком уровне по сравнению с насыпями объектов № 11 и 25. Впрочем, еще предстоит детальное изучение как структуры насыпи, так и вне курганных элементов наземного сооружения.
Могильная яма, расположенная в центре, под насыпью кургана, ориентирована по линии СВВ-ЮЗЗ. Ее размеры верхней части - 4,9 х 4,0 м и в нижней - 4,3 х 3,0м. Над ней было зафиксировано перекрытие из жердин и бревен, вытянутых в общем направлении СВВ-ЮЗЗ. Перекрытие, вероятно, обрушилось под тяжестью каменной насыпи кургана.
На глубине 3,50-3,60 м от уровня дневной поверхности, в южной части могилы, был выявлен сруб и захоронения коней, расположенные за северной его стенкой. Перекрытие сруба состояло из шести ровных брусьев, уложенных плотно друг к другу. Они были покрыты двумя слоями бересты с внутренней прокладкой из стеблей и веточек кустарника Dasyphora fruticosa. Полотна бересты укладывались на плоскости рядом друг с другом и внахлест. Здесь же – на перекрытии сруба - обнаружены фрагменты войлока. Настил из берестяных полотнищ на крыше сруба распространялся и на северную половину могильной ямы, образуя над ней сплошное перекрытие (полностью ее перекрывая). В северо-восточной части сруба потолок поврежден грабителями, в результате чего обломанные концы брусьев завалились в грабительскую воронку.
Сруб сооружен из брусьев, уложенных по три венца на каждой стороне. Поперечные брусья были вставлены в пазы продольных. Размеры сруба составляют 3,65 х 2,15 х 1,40 м.
Вдоль южной стенки сруба, на возвышении - площадке, состоящей из материкового слоя и вымощенной плитками алевролита, была установлена колода. Плотно уложенные друг к другу, плиты образовывали своеобразное каменное ложе для колоды, повторяющее ее контуры. Колода была выдолблена из цельного ствола лиственницы, с парой проушин на торцах. Размеры колоды: диаметр на западном торце – 0,68-0,67 м, на восточном торце – 0,86 х 0,62 м, длина - 2,73 м. Глубина, на которой зафиксировано дно колоды, составляет 4,65 м от уровня дневной поверхности; дно камеры отмечено на глубине 5,0 м.
Крышка колоды, выдолбленная, по-видимому, из части ствола той же лиственницы, что и сама колода, украшена бронзовыми скульптурками фантастических птиц, расположенных по углам, и аппликациями из листового золота.
В колоде были погребены мужчина и женщина, головами на восток. Женщина, по предварительному заключению антропологов, была несколько старше мужчины. Мужчина, находившийся у южной стенки колоды, лежал вытянуто на спине, его голова, повернутая вправо, покоилась на деревянной подушке. На голове мужчины была сложная прическа, представляющая собой две заплетенные косы. На нем обнаружены остатки одежды и отпечатки меха. Погребение женщины, расположенное у северной стенки колоды, по первоначальному заключению, было осуществлено несколько позже, чем погребение мужчины. В ходе молекулярно-генетических исследований выдвинута версия о том, что здесь были погребены персоны, имеющие кровнородственные связи - мать и сын. Если учитывать небольшую разницу в возрасте погребенных, то окажется, что тело мужчины было подхоронено позже. Сохранность скелета женщины значительно хуже, грабителями был нарушен анатомический порядок костей.
По предварительным данным антропологов, погребенному мужчине около 40-45 лет, его череп больших размеров, высокий, мезокранный. В настоящее время реставрация лицевой части еще не закончена. Установлен европеоидный физический облик с присутствием монголоидных особенностей в лицевой части черепа, но степень смешанности пока еще не определена. К аналогичному выводу пришли генетики на основе анализа контрольного региона митохондриальной ДНК, выделенной из останков погребенного: в исследованном участке, присутствуют как монголоидный, так и европеоидный компоненты. Молекулярно-генетические исследования древнего и современного населения региона в контексте изучения проблем преемственности популяций казахстанскими учеными находятся на начальной стадии. В дальнейшем предполагается продолжение работ на более широкой источниковедческой базе. Относительно выводов российских специалистов из Сибирского отделения РАН о генетической близости носителей пазырыкской культуры и северных самодийцев и о носителях пазырыкской культуры как составляющем компоненте северных селькупов, можно заметить, что они имеют, очевидно, предварительный характер16 и в большей степени объясняется отсутствием банка данных по митохондриальной ДНК современных популяций Алтайского субрегиона Центральной и Средней Азии. Предположение о том, что в формировании пазырыкской культуры номадов Алтая важную роль сыграла бегазы-дандыбаевская культура Центрального Казахстана эпохи поздней бронзы, являющейся действительно автохтонной для Казахстана, представляет для нас особый интерес, однако, при этом необходимо иметь в виду слабую изученность этой культуры и дискуссионность некоторых вопросов, связанных с территориально-хронологическим существованием этой культуры. Для создания более обоснованных и достоверных моделей этнокультурных процессов, вероятно, необходимо проведение широкомасштабных молекулярно-генетических исследований с последующим созданием обширного банка данных по современным и древним популяциям Алтайского субрегиона и сопредельных территорий.
В теменной части черепа мужчины зафиксирован пролом. На ребрах и позвонках зафиксированы многочисленные сросшиеся переломы, полученные в разные периоды жизни. Установлено, что при жизни он носил бороду и усы.
Предварительная судмедэкспертиза характера травмы головы показывает, что мужчине, вероятно, пытались оказать медицинскую помощь после ранения, с целью извлечения из раны осколков костей и сгустков крови, о чем свидетельствуют следы незавершенной трепанации. Однако спасти его не удалось.
Было произведено первичное визуальное исследование костей скелетов на предмет наличия следов бальзамирования или других манипуляций с телами умерших. Трепанационное отверстие (Д=70 мм) на черепе северного скелета является наиболее очевидным свидетельством подобных манипуляций. Края этого отверстия имеют разную форму: В местах локального воздействия ударов инструмента - края зигзагообразные, повторяющие размер инструмента, но общее направление (нижнего и правого) краев трепанационного отверстия имеют овальную форму, тогда как в местах естественных разломов костей, последовавших после ударов, края (верхний и левый) этого отверстия - угловатые. На поверхности нижнего и правого краев трепанационного отверстия четко прослеживаются также насечки и царапины, оставленные инструментом. Кроме того, на поверхности других костей посткраниального скелета (грудина, плечевые кости, лопатки, позвонки, подвздошные кости) были обнаружены короткие надрезы и более длинные царапины от некоего острого инструмента. Вероятно, это является свидетельством того, что мягкие ткани (кожа и мышцы) иссекались в определенных местах, причем глубина этих иссечений кое-где достигала поверхности подлежащих костей, где инструмент и оставил следы в виде надрезов и царапин. Дальнейшее изучение этих следов, а также других артефактов позволит сделать более определенные выводы о самом факте и особенностях бальзамирования тела мужчины.
Косвенным доказательством бальзамирования тела мужчины из кургана №11 служит тот факт, что мягкие и твердые ткани его останков были пропитаны красителем коричневого цвета, как полагают специалисты, неорганического происхождения. При выделении ДНК из костных останков погребенного, в процессе очистки фенолом он окрашивался в красный цвет, не взаимодействовал с хлороформом и при осаждении спиртом высаживался вместе с ДНК. Во время электрофореза краситель шел со скоростью, вдвое превышающей скорость лидирующего красителя бромфенолового синего; то время как ДНК проходила значительно позже. Генетикам чистые препараты ДНК из костных останков мужчины удалось получить лишь посредством элюции из агарозного геля в участке за бромфеноловым синим. Известно, что при бальзамировании тел умерших, обнаруженных в “замерзших” могилах на плато Укок, а также для окраски деревянных и кожаных вещей, были использованы соединения ртути, киноварь17. Древние берельцы также применяли ртуть для сохранения тел погребаемых.
Анализ паразитофауны погребенного мужчины выявил Ancylostoma duodenale, Trichocephalus trichiurus, Strongyloides stercoralis, Enterobius vermicularis, Ascaris lumbricoides. Человек вполне мог заразиться указанными инвазиями на местных природных очагах, существовавших в доисторические периоды и в настоящее время.
Внутри сруба, в его северо-восточном углу выявлен сопроводительный инвентарь: фрагменты двух керамических сосудов и деревянного столика на коротких ножках. Части сосуда, выполненного из рога животного (яка?), а также деревянного столика встречались и в заполнении грабительского лаза. Один из керамических сосудов удалось реставрировать полностью. Он представляет собой асимметричный, плоскодонный кувшин ручной лепки, с высоким горлом. Высота сосуда - 51,5 см, диаметр горловины - 13 см, дна - 9 см, тулова - 36,7 см.
Вдоль северной стенки сруба находилась деревянная лопата.
За северной стенкой сруба, под перекрытием из берестяных полотнищ, в чередовании с ветками курильского чая, было захоронено 13 лошадей. Животные были уложены в два яруса: в нижнем расположено 7 коней, в верхнем – 6; на брюхе, с подогнутыми ногами, головами на ССВ. Ярусы с лошадьми были отделены друг от друга двумя чередующимися слоями бересты и курильского чая между ними. В черепе одного животного сохранилось отверстие от удара чекана; плохая сохранность не позволила пока обнаружить следы удара на головах других лошадей. Лошади были взнузданы и оседланы, головы – украшены масками. Упряжь представлена железными кольчатыми удилами и деревянными деталями конского снаряжения, оформленными в традициях скифского звериного стиля. Конское убранство выполнено из дерева с использованием различных приемов, сочетающих технику барельефа и скульптуры. Все эти изделия: бляхи, псалии, подвески, разделители ремней – украшались с лицевой стороны, покрывались золотой фольгой и оловом. Среди образов животных, помещенных на предметах убранства коней, присутствуют кошачьи хищники, горные козлы и бараны, лоси, хищные птицы и грифоны; растительные мотивы. Излюбленными приемами построения композиций у древних берельцев были принципы зеркальной симметрии и геральдической развертки. Выполненные подобным образом сюжеты, часто встречаются на разделителях ремней, окончания которых оформлены в виде противопоставленных изображений животных; на подвесках, украшавших ремни.
Седла, выявленные в кургане №11, представляли собой подушки, набитые шерстью или травой, покрытые тканью красного цвета. Исследование природы волосяных структур, в частности волос фетра попоны (?), показало, что у основной массы волос отсутствуют сердцевина и гранулы меланина. Отсутствие пигмента в составе волос позволяет предположить белую и, возможно, блестящую шерсть при жизни животных. Это возможное свидетельство существования в кочевой среде, по мнению специалистов, опыта длительной селекции. Коричневый цвет, наблюдаемый в настоящее время, может быть следствием воздействия условий внутри могильной ямы и/или искусственной окраски.
У одной из лошадей, выделяющейся из всех золотисто-рыжей мастью, седло было украшено аппликацией, изображающей сцену терзания копытного животного (лося?) грифоном, и деревянными рифлеными подвесками. Мумифицированные трупы остальных лошадей, с сохранившейся рыжей шерстью, также позволяют определить масть коней. Кроме того, сохранились мягкие ткани животных и содержимое желудков.
Уникальные условия сохранения берельских лошадей, позволили провести палинологический анализ содержимого их пищеварительного тракта и установить сезон захоронения. При отмывании содержимого пищеварительного тракта не было выявлено плодов и семян, пригодных для определения, но были обнаружены остатки хвоинок, фрагменты стеблей злаков, волокна луба.
На палинологический анализ было взято 12 образцов из семи лошадей. Было изучено два палинокомплекса. Для палинокомплекса A установлено незначительное число пыльцевых зерен. В основном это пыльца Pinus sibirica, Larix sp., Betula sp., Betula rotundifolia Spach., Alnus sp., Berberis sp., Artemisia sericea Web., пыльца представителей семейств Poaceae, Chenopodiaceae, а также споры папоротников, мхов, плаунов.
В палинокомплексе В пыльцы много, она хорошей сохранности, заметно увеличивается видовое разнообразие, встречаются отдельные пыльники, фрагменты кутикул листьев. Установлены единичные пыльцевые зерна хвойных (Pinus sp., Larix sp., Abies sp.,), сережкоцветных (Betula sp.). Основу комплекса (до 90%) составляет пыльца травянистых растений из семейств Poaceae, Asteraceae (представители родов Serratula sp., Sonchus sp., Taraxacum sp., Artemisia sp.), Chenopodiaceae, Convolvulaceae, Geraniaceae, Caryophyllaceae, Saxifragaaceae (Saxifraga sp.), Rosaceae.
Сроки цветения алтайских растений, пыльца которых представлена в палинокомплексах, приходятся на июнь-июль. По предварительному заключению палеоботаников, захоронение было произведено в этот отрезок времени. Различия в составах палинокомплексов, возможно, связаны с различиями кормовых угодий горных пастбищ, которые обусловлены вертикальной зональностью растительного покрова. В то же время мы не исключаем, что изменение в составе растительного компонента пищеварительного тракта лошадей связано с условиями сохранности (нижний ярус животных сохранился лучше, чем верхний).
Береста и курильский чай, выявленные в могиле, благодаря антисептическим свойствам и наличию дубильных веществ, вероятно, применялись для герметизации и консервации погребений.
Почвоведческие изыскания определили близость строения современных и палеопочв региона. Мощность гумусного слоя, достигающая в настоящее время - 60-90 см, в исследуемый период составляла – 30-50 см. В целом, палеоэкологические условия (обстановка) скифо-сакского времени характеризуется, по мнению специалистов, большей влажностью и лесистостью района берельских курганов.
Остеометрические исследования лошадей, обнаруженных в курганах №11 и №18, позволили дать предварительную характеристику животным. Сравнение промеров единственного целого черепа из кургана №18 (основная длина - 490 мм) с черепами из курганов Ак-Алаха 1 (475 мм), Уландрыка (468 мм), Пазырыка (485 мм) показывает, что длина берельского черепа больше, чем средняя длина черепов лошадей из указанных памятников. Такая же картина прослеживается по средней длине пястных и плюсневых костей: лошади пазырыкской культуры имеют меньшие размеры. По анатомическому состоянию зубы верхней и нижней челюстей всех тринадцати лошадей из кургана №11 более сильно изношены по сравнению с зубами животных из кургана №18. Большинство зубов верхней челюсти лошадей имеют короткий протокон, что может быть связано с изношенностью зубов или принадлежностью лошадей к азиатской форме, которая характеризуется именно коротким протоконом. В пользу последнего предположения говорит и заостренный мезостиль. Анализ всей зубной системы лошадей из кургана №11 показывает их принадлежность к особям от 13 до 18 - 19 летнего возраста, лошадей из кургана №18 - к лошадям 10-12 лет. По классификации В.О. Витта берельские лошади из указанных курганов имеют высоту в холке от 136 до 144 см (курганы №11, 18) и от 144 до 152 см (курган №11), то есть относятся, соответственно, к средним по росту и рослым лошадям. В кургане №11 лошадей ростом от 144 до 152 см было примерно 10%, но, несмотря на это, в целом лошади из кургана №11 более мелкие, чем из кургана №18 (за счет большего количества мелких особей). По строению конечностей лошади из кургана №18 относятся к полутонконогим формам, а лошади кургана №11 - к полутонконогим и средненогим.
Многие анатомо-морфологические особенности строения (хорошо развитые элементы костей конечностей, рост, низконогость и т.д.) показывают большое сходство во внешнем облике берельских лошадей и лошадей казахской породы - жабы.
В настоящее время проводятся морфологические и патоморфологические исследования сохранившихся органов и тканей лошадей из кургана №11. Начато изучение гематологических и цитологических показателей крови и ультраструктурные изменения форменных элементов.
Осмотр внешности погребенных лошадей показал, что они были хорошей упитанности и преимущественно рыжей масти.
Хорошо сохранились органы брюшной полости, толстые и тонкие отделы кишечника, сальник и пристеночный жир толщиной 6-7 см, кровеносные сосуды в мягких тканях, местами кожа, волосяной покров, гривы.
При микроскопии мазков крови из обнаруженных при вскрытии венозных и артериальных сосудов лошадей, найдены эритроциты и лейкоциты крови, которые в морфологическом и тинкториальном отношениях мало отличались от здоровых животных местной породы. В соответствии с классификацией, основную массу эритроцитов составили нормациты величиной 7,0-8,0 микрон. Кроме того, имели место мегалоциты небольшого количества.
Многочисленные изделия из органики и останки мумифицированных лошадей, сохранились благодаря подкурганной мерзлоте. К настоящему времени разработана модель, отражающая возможность формирования и сохранения различных типов мерзлых пород в зависимости от площади и мощности каменной наброски курганов данного микрорайона. Установлено, что пористая структура каменной наброски и сам каменный материал (метаморфические глинистые сланцы и алевриты нижнего палеозоя), обладающий высокой теплопроводностью, способствовали возникновению условий для глубокого сезонного промерзания, формирования перелетков и маломощных массивов вечной (многолетней) мерзлоты. Определены геокриологические условия кургана № 11, которые характеризуются следующими показателями. Под центральной частью каменной наброски линза вечной мерзлоты в начале июня 1999 г. находилась на глубинах от 3-3,5 м до 5,5-6 м от дневной поверхности, минимальная температура в ней была зафиксирована –0,40С. Диаметр линзы около 10 м. По периферии каменной наброски, за пределами упомянутой линзы, возможно лишь глубокое сезонное промерзание (до 2,5-3 м) и формирование перелетков.
Предварительный обзор сюжетов и образов, присутствующих на предметах из кургана №11, показывает, что они в целом обычны для алтайского варианта скифского звериного стиля: грифоны, сцены терзания козла кошачьим хищником, муфлоны, лоси и др. Однако наряду с чертами, характерными для известных образцов алтайского искусства, здесь прослежены менее распространенные стилистические элементы. В этом плане представляет интерес деревянная скульптура грифона, возможно, являвшаяся частью маски лошади - вместе с деревянными рогами горного козла в натуральную величину. Скульптура грифона с телом кошачьего хищника имеет голову орла с мощным, загнутым клювом, ротовая щель – дуговидной формы. Большие выступающие вперед глаза – округлой формы, обведены рельефным валиком. От глаз до нижней челюсти проходит рельефный “воротничок”, образованный лепестковыми выступами. Массивная шея снабжена ровным гребнем с рельефными бороздками. Вставные уши имеют листовидную форму. Кожаные рога вытянуты назад над шеей, имеют закругленные вверх концы. На туловище грифона сохранились пазы для крепления крыльев (возможно, кожаных). Ноги снабжены рельефно проработанными мягкими лапами. Полных аналогов этому изображению пока неизвестно. Такие детали в изображении грифона, как ровный, как бы подстриженный гребень; “воротничок” – имели более широкое распространение в искусстве Среднего Востока рассматриваемой исторической эпохи. Чуть приоткрытый клюв и отсутствие хохолка у берельского грифона – типично местный, алтайский признак.
Анализируя произведения искусства древних алтайских племен, особенно III-I вв. до н.э., не следует преувеличивать признаки, якобы заимствованные ими от переднеазиатского, китайского и других соседних народов. К этому времени, если даже и были некогда какие-либо заимствования в результате культурных контактов, то в среде алтайских древних кочевников они снивелировались, стали интернациональными и не воспринимались как явление инокультурного плана. Я склонен считать, что заимствованные признаки, если даже они и были, никогда не определяли суть и содержание искусства и культуры номадов алтайского субрегиона.
Венчание головных масок парадных коней вождя деревянными скульптурами в виде рогов горного козла маркирует очень сложное и глубокое смысловое явление, значение которого выходит далеко за рамки обычного декоративно-прикладного назначения подобных изделий. Образ горного козла, представленный в данном случае сакральным атрибутом - рогами, в контексте расшифровки семантики и анализа системы взаимосвязей элементов декора парадного убранства коня верховного вождя, может быть увязано с идеей избранности. Горный козел (в индоевропейской мифологической традиции представлен другой образ козла, связанный с культом плодородия, мотивом жертвоприношения) - обитатель небесных вершин, особой сферы пространства, доступной только избранным, осмысливался как атрибут вождя и символ Космоса. Одна из четырех конских масок с самыми крупными скульптурными рогами горного козла (предположительно, между ними располагалась упомянутая выше скульптура тигрогрифона) украшала голову главного царского коня, выделяющегося от всех остальных не только самым роскошным убранством, но и огненно-рыжей мастью. Рога горных козлов на головных масках четырех коней вождя подчеркивали божественную сущность и избранность земного владыки, уподобляя его небесным вершинам - высшей сфере мироздания, где обитают духи предков. Отметим, что рога горных козлов, равно как и рога оленя, лося, быка, архара и т.д. обладают самостоятельным смысловым содержанием, занимающим особое место в искусстве и мифологии различных народов. Числовая символика, присутствующая здесь в различных ее проявлениях, связана как с пространственной, так и мировоззренческой ориентациями данной этносоциокультурной среды.
Реконструируемая погребальная обрядность позволяет включить исследованные курганы могильника Берел в круг памятников, известный на Алтае как пазырыкская культура. Особенности конструкций погребальных сооружений находят аналоги в известных памятниках IV-III вв. до н.э. Алтайские памятники вышеназванной культуры, датируемые VI-II вв. до н.э. впервые были изучены В.В.Радловым в 1865 году, но настоящее исследование их было начато в 1929г. М.П.Грязновым18 и С.И.Руденко19. По названию изученного ими могильника в Пазырыкской долине, культура стала именоваться пазырыкской. Одной из особенностей культуры является феномен “замерзших” могил – подкурганная мерзлота в погребениях кочевой элиты. Благодаря этому факту, ученым предоставляется редкая возможность исследовать многие аспекты жизни скифо-сакских племен.
В исследованных памятниках пазырыкской культуры – “царских” и средних курганах знатных воинов - Пазырык, Туэкта, Башадар, Большой Берельский курган20 , Ак-Алаха, Кутургунтас21 - обнаруживается сходство в конструктивных особенностях сооружений, в реконструируемой погребально-поминальной обрядности, в оформлении снаряжения коней, в особенностях звериного стиля и, в целом, в религиозно-мифологической системе древних кочевников Алтая.
Наиболее значимы такие сходные элементы, как кольцо насыпи из вертикально поставленных плит, двойная ограда из крупных каменных глыб (Башадар, Туэкта, Кутургунтас), имеющих определенную информативную нагрузку. Захоронение большого количества верховых коней, в парадном убранстве, как правило, совершенных за северной стенкой сруба: в Пазырыке IV – 14 лошадей, в Пазырыке 1 – 10, в Туэкте 1 -, Туэкте 2 – 8, в Башадаре 2 – 14, в Ак-Алахе 1, курган 9 – 9, в Кутургунтасе – 10 и т.д. Погребение такого большого количества верховых лошадей в могилах кочевой знати, свидетельствует о том, что они являлись показателем высокого социального ранга. Бальзамирование умерших и сооружение для них срубов и специальных колод, выдолбленных из вековых лиственниц, прослеживаемое в Берели, было широко распространено в погребальной практике носителей вышеназванной культуры. Мумификация погребенных диктовалась стремлением сохранить тела для существования в ином мире.
Тщательное изучение конструкции памятников, предпринятое специалистами, необходимо для реконструкции последовательности их сооружения и этапов погребального обряда. В результате дендрохронологического анализа образцов дерева из конструкции кургана №11 могильника Берел, выполнявшегося в лабораториях России, Швейцарии и США удалось выяснить, что дерево, использовавшееся для строительства погребальной конструкции, срублено в разные годы (с интервалом в 21 год). Этот факт может объясняться неоднократным использованием заготовок (из других построек) или использованием сухостойных деревьев. Выявлено, что в разные годы заготовка древесины велась в различных местах. Так, лиственница для изготовления колоды была срублена в другом месте, то есть не там, где заготавливалось дерево для сооружения сруба и перекрытия могильной ямы. Каменная платформа в основании насыпи кургана, вымостка из плит небольшого размера вокруг могилы - являются отражением какого-то цикла погребально-поминальной обрядности, – возможно, они выполняли роль своеобразных площадок для проведения определенного этапа системы ритуалов. Фиксация нескольких околомогильных колец в основании насыпи курганов позволяет предположить, что они означают завершение какого-то этапа погребального цикла или отгораживание (изоляцию) умершего. Важным конструктивным элементом курганов является ограда из вкопанных на ребро плит одинакового размера. Тот факт, что они, как правило, находятся на уровне древней дневной поверхности, заваленными с внутренней стороны ограды камнями насыпи кургана, свидетельствует, возможно, об их полифункциональном значении: практическом и символическом (семантическом). Во-первых, она определяла первоначально границы погребального сооружения. Во-вторых, удерживала от расползания каменную насыпь. Само по себе значение ограды как символа однозначно: она отгораживала территорию, недоступную для живого мира, отграничивала внутреннее и внешнее, свое и чужое, защищала. Сложная архитектура сооружения, каким является погребальный памятник, позволяет предположить, что выбор места для погребения и, возможно, строительство погребального сооружения, начиналось еще до смерти члена социума, по крайней мере, – представителя социально значимой группы.
Размеры погребального сооружения, богатство и роскошь сопроводительного инвентаря, количество и убранство лошадей позволяют предположить, что в кургане №11 могильника Берел захоронены представители кочевой знати. Об этом свидетельствует и местонахождение могильника. Древний некрополь расположен в долине, занимающей доминирующее положение на местности, окаймленной горами, ограниченной притоками реки Бухтармы, что в сочетании с удивительной красотой природы способствовало сакрализации этого пространства. Местонахождение кургана в горах, которые являются одним из вариантов Мирового древа, на берегу горной реки, связующей верхний и нижний миры, – глубоко символично. Восстановление нарушенной гармонии и устранение хаоса, наступавшего со смертью царя или вождя, требовали возведения погребального сооружения, наполненного религиозно-мифологическим содержанием, и выполнения целого комплекса ритуальных действий. Они совершались в наиболее сакрализованной точке пространства и времени: в строго определенное время года – на границе смены природных циклов, и в определенном – священном – месте. Сакрализовалось пространство долины и само погребальное сооружение, выполнявшее роль храма: погребальный комплекс являлся воплощением универсальной тернарной модели упорядоченного мира.
Пространственно-ландшафтные условия и микротопографическая структура планировки курганных групп и цепочек, усложненная конструкция доминирующих объектов и система примыкающих к ним внекурганных сооружений, богатство и роскошь погребения, стремление сохранить нетленным тело умершего и др. свидетельствует в пользу того, что Берельский могильник являлся своеобразным святилищем, - местом захоронения знати или вождей какого-то субэтноса, возможно входившего в конфедерацию племен. Местонахождение в Берельском могильнике нескольких крупных курганов (предположительно 4), соотношение его с другими некрополями Алтая, содержащими “царские” погребения, позволяют предположить Берел как один из политических и культурных центров общества, создавшего локальный вариант так называемой пазырыкской культуры, который можно условно назвать Берельский.
На основе дендрохронологического исследования образцов дерева, предварительно определена абсолютная датировка кургана №11 – 294 г. до н.э., Большого Берельского кургана - 350-360 гг. до н.э. (Дедрохронологическая лаборатория ИАЭ СО РАН). Корреляция полученных данных выявила место кургана №11 могильника Берел среди синхронных памятников Алтая: он на 20 лет моложе курганов Ак-Алаха 1, Кутургунтас и на 20 лет старше Ак-Алаха 3. В настоящее время получена еще одна датировка по С14 Большого Берельского кургана – 140 г.до.н.э.- 48 г.н.э.22
Если культурная принадлежность исследуемых памятников определяется с большей долей вероятности как “пазырыкская”, то этническая атрибуция их остается открытой. Нет единодушия в точной локализации в пределах Алтайского субрегиона и прилегающих к нему территориях легендарных аримаспов, “стерегущих золото грифов” и др. возможных создателей названной культуры. Оставляя разработку и других актуальных проблем на ближайшее будущее, укажем на некоторые любопытные типологические параллели известным легендам Аристея, сына Каистробия из Проконнеса в китайских письменных источниках.
В книге “Му тянь цзэ чжуань” (“Жизнеописание Му тянь цзэ”), найденной в 280 г. до н.э., имеются сведения о легендарном путешествии царствующей персоны Чжоу Мувана на северо-запад от своих владений: он, перевалив через хребет Куньлунь (это, по утверждению китайских ученых, первоначальное название Алтайских гор, впоследствии перенесенное в другой регион), далее следуя вдоль реки “Хэй Шуй” (“Черная река”), попадает в окрестности загадочного “райского” озера (“Яо Чи”), где увидит поразившие его облака перьев и бесчисленные стаи птиц23.
Если принять предположение Геродота о том, что образное название скифами снежных хлопьев в странах, где живут их северные соседи – легендарные аримаспы, “стерегущие золото грифы” и др. алтайские племена, - порождено, как он сам признает, слухами о продолжительной зиме и сильных снегопадах, то можно допустить, что рассказы информаторов о реально увиденном в этих странах (в данном случае – парящие в воздухе подобно снежным хлопьям перья, стая птиц вокруг водоемов) могли восприниматься античным авторами, в силу специфики сложившегося стереотипа о северных “варварах” (о землях, нравах, внешнем облике и т.д.) – неадекватно, искаженно.
Другой китайский источник IV-III вв. до н.э. “Шанхайцзинь” рассказывает о северной стране одноглазых – “Иму го” (И-один, Му-глаз, Го-государство), что типологически вполне согласуется с рассказом Аристея об аримаспах, которые похищают золото у грифов. Аримаспы, по Геродоту, жили по соседству с грифами и исседонами. Последние, в свою очередь, находились в соприкосновении с аргиппеями. Сведения Геродота о “лысых”, т.е. аргиппеях, обитавших у подножия труднодоступных гор (Геродот, кн.IV, 23-27) представляют интерес в свете находок париков из собственных волос женщин в 5 и 2 Пазырыкских курганах, а также в 1 кургане могильника Ак-Алаха-3. Вполне возможно, что женщины пазырыкского общества (равно как и предшествующего) и при жизни могли широко практиковать бритоголовую прическу, а в особых случаях - пользоваться париком из собственных волос и сложносоставными головными уборами.
Античные мифы о лысых аргиппеях перекликаются сведениями в китайской книге “Чжуан цзэ”, охватывающими события IV-II вв. до н.э., происходившие в государстве “бритоголовых” на северо-западе от Китая - “Цюнфаго” (Цюн - бедный, лысый, скудный; фа - волос; го - государство).
Таким образом, отмеченные греко-китайские мифологические параллели могут оказаться вовсе не случайными, а иметь единую основу происхождения.
Важен еще один момент. Некоторые китайские исследователи, видимо не без основания идентифицируют содержащуюся в книге “Му тянь цзе Чжуань” географическую номенклатуру – “Куньлунь”, “Яо Чи”, “Хэй Шуй”, соответственно, горами Алтай, озером Зайсан и рекой Черный Иртыш24, хотя на отождествление двух последних названии могут претендовать, с меньшей долей вероятности, озеро Маркаколь и одна из впадающих в него рек.
Названиям “Куньлунь”, как считают, с эпохи Хань стали определять другую горную цепь - южнее Хотана (современный Куньлунь), с богатейшим в мире месторождением нефрита. Это связано с перенесением сюда центра добычи и обработки этого полудрагоценного минерала и установлением на него монополии императорского двора.
С нефритом (китайское название Юй ши) связаны посредническая торговля скифов25, название Кульлуня и, главное – этноним “юэ чжи”.
С.И.Руденко считал этноним “юэчжи” собирательным китайским именем алтайских кочевых племен середины I тыс. до н.э.26 У китайских ученых нет единого мнения относительно точной локализации юечжи, особенно ранних; многие из них считают, что китайцам была известна лишь восточная ветвь юечжи, а их основная масса обитала в регионах Алтая, Восточного Тянь-Шаня и Восточной Джунгарии27.
Вполне возможно, что “юечжи” (или их часть), равно как и “стерегущие золото грифы”, имели непосредственное отношение к созданию наиболее яркого и во многом еще загадочного культурного феномена Алтая – пазырыкской культуре. Не исключено, что это один и тот же этнический массив, названный в античных и китайских литературных традициях по-разному.
Юечжи (кит. Yueshi) – это современное китайское звучание этнонима. В русском и западноевропейских языках поэтому он читается как “юечжи” (Yuechi, Yuehshih, Uetsi). Однако это не верно, так как в древнекитайской транскрипции название племен звучит как “Жоучжи” (Roushi). Но мы придерживаемся традиционного произношения этнонима - “Юечжи”.
Большинство известных ученых-лингвистов (О.Менхен-Хельфен, Э.Пуллиблэнк, Сиратори Куракити, Д.Синор, Линь Мэйцунь и др.) считают, что юечжи говорили на одном из диалектов тохарского языка. Линь Мэйцунь подчеркивает близость этимологии слов лун (дракон), божество в диалектах древнетохарского языка с этнонимом юечжи по фонетике древнекитайского, означающего также лун. Открытые в последние годы в Синьцзяне мумифицированные останки, по мнению многих специалистов, принадлежат юечжам/тохарам, говорившим на древнетохарском языке28 .
Предстоит большая работа по соотношению археологических материалов с нарративными источниками.
Сооружение в рассматриваемое историческое время грандиозных курганов на Алтае означает, что данная территория являлась священной. Пазырыкская культура при всей кажущейся однородности, безусловно, полиэтническое образование, состоявшее из множества различавшиеся по этнографическому облику культуры групп населения,. обитавших на территории всей Алтайской горной страны. Таким образом, берельскую группу памятников, имеющую некоторые этнографические отличия в сравнении с памятниками Горного и Центрального Алтая, следует рассматривать на данном этапе исследований, как локальный вариант Пазырыкской культуры.

3.Полосьмак Н.В. Пазырыкская культура. Реконструкция мировоззренческих и мифологических представлений. Автореферат…д.и.н. Н.,1997, С.39.
4 Руденко С.И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. М.; Л., 1953. С.249-250.
5 Сорокин С.С. Цепочка курганов времени ранних кочевников на правом берегу Кок-су (Южный Алтай) // АСГЭ. Вып.16, 1974. С.80,84, рис.12-1.
6 Кубарев В.Д. Курганы Юстыда. Н., 1991. С.62.
7 Косарев М.Ф. Бронзовый век Западной Сибири. М., 1981, рис.52, 54, 56, 68, 69, 74 и др.
8 Членова Н.Л. Хронология памятников карасукской эпохи. М., 1972. Табл.15,16.
9 Кубарев В.Д. Курганы Уландрыка. Н., 1987, с.56, 62, 66-67, 76-78, 129-130; Курганы Юстыда. Н., 1991, С.73, 78-79, 98, 105; Курганы Сайлюгема. Н., 1992. С.57-58, 65.
10 Руденко С.И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. М.; Л., 1953. С.171- 172.
11 Членова Н.Л., Кубарев В.Д. Хронологические парадоксы Горного Алтая // КСИА. Вып.199, 1990. С.53-54.
12 Кубарев В.Д. Курганы Уландрыка. Н., 1987. С.59.
13 Кубарев В.Д. Курганы Сайлюгема. Н., 1992. С.47, рис.15-7; Суразаков А.С. Горный Алтай и его северные предгорья в эпоху раннего железа Проблемы хронологии и культурного разграничения. Г.-А., 1988. С.66, рис.28-8.
14 Могильников В.А. Население Верхнего Приобья в середине – 2 половине I тысячелетия до н.э. М.,1997. С.35, рис.29-1, 4-6; рис.30.
15 Полосьмак Н.В. Пазырыкская культура. Реконструкция мировоззренческих и мифологических представлений. Автореферат…д.и.н. Н.,1997. С.37-41.
16 Молодин В.И., Ромащенко А.Г., Воевода М.И., Ситникова В.В., Чикишева Т.А. Палеогенетический анализ генофонда населения Сибири // Интеграционные программы фундаментальных исследований. - Новосибирск: Издательство СО РАН, 1998. С. 306-318.
17 Полосьмак Н.В. Некоторые результаты исследований материалов из “замерзших” могил Укока методами естественных и точных наук // Скифы Северного Причерноморья в VII-IV вв. до н.э. (проблемы палеоэкологии, антропологии и археологии). Тезисы докладов международной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения Б.Н.Гракова. М.,1999. С.123-125.
18 Грязнов М.П. Первый Пазырыкский курган. Л.,1950.
19 Руденко С.И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. М.; Л., 1953.
Руденко С.И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. М.; Л., 1960.
20 Сорокин С.С. Большой Берельский курган (Полное издание материалов раскопок 1865 и 1959 гг) // Труды Гос.Эрмитажа. Культура и искусство народов Востока. Вып.7. Л., 1969. С.208-236.
21 Полосьмак Н.В. Стерегущие золото грифы (ак-алахинские курганы). Новосибирск, 1994.
22 Датировка получена в лаборатории геохронологии и изотопов Института геологии РАН под руководством Л.Д.Сулержицкого по последним девяти кольцам образца. Древесина, с которой взят образец, получена в результате работ С.С.Сорокина в 1959г. на Большом Берельском кургане. До настоящего времени она находилась в фондах Восточно-Казахстанского областного историко-краеведческого музея, в связи с чем могла подвергаться влияниям современной окружающей среды.
23 Сунь Пэйлян. Цыцитай маои чжилу хэ гудай чжун я дэ чуаншо. // Чжунвай гуан сиши лунцун. - Пекин, 1985. - Т.1. - С. 8.; Ван Чжилай. Чжун я шиган. - Чанша, 1986. - С. 54.
24 Сунь Пэйлян. Там же. С. 8. Ма Юн, Ван Бинхуа. Гунюаньцян ци чжи эр шицзи дэ чжунго синцзян ди цзюй // Чжун я сюекан. - 1990, - Т. 3. - С. 13.
25 Ма Юн, Ван Бинхуа. Там же. С.14.
26 Руденко С.И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. М.; Л., 1960. С.176.
27 Линь Мэйсунь. Тухоложэн юи луньбуло. // Си юй янцзю. - Урумчи, 1997. - № 1. - С. 16.
28 Сюй Вэнькань. “Чжун я дунбу тунци хэ цзаоци тэци шидаидэ миньцэу гоцзи сюешу таолуньхуй цзуншу” // Си юй янцзю.- Урумчи, 1996.- №3.