Статьи

Байтенов Э.М. Раннесредневековые надписи в Тарбагатае (Восточный Казахстан) // Сб. материалов международного научно-практического семинара «Историко-культурное наследие и современная культура». Алматы, 2012, С. 48-51.
Пласт древнетюркских памятников на востоке Казахстана представлен весьма значительно. В основном это каменные изваяния, вереницы из вертикально установленных камней, поминальные оградки, изредка рунические надписи. Особое место занимает храм, «каганско-княжеского» типа, обнаруженный нами в урочище Елеке сазы хребта Тарбагатай [1, с. 100 - 103], по размерам он не уступает большинству каганских поминальных храмов древних тюрков в Монголии. Но все-таки самой неожиданной и выдающейся находкой стало открытие в 2008 и 2009 годах трех надписей, предположительно древнетюркского времени в местности Чаган-обо, примыкающей с юго-востока к знаменитой Чиликтинской долине.
Все три надписи находятся в пределах одного памятника, включающего курган и вереницу из вертикально установленных камней, расположенного на террасе левого берега р. Керегентас (Рис 1.). 

Рис. 1. Общий вид вереницы камней Керегентас.

Такого рода памятники характерны для древнетюркской погребально-поминальной обрядности. Вереница эта и сама по себе необычна. Она начинается от кургана с каменной наброской и продолжается в восточном направлении на расстояние почти тысячу триста метров, что уже весьма примечательно, ведь в древнетюркской культуре вереницы такого масштаба и более воздвигались в честь лишь выдающихся личностей (Кюль-тегин, Бильге-каган и др.) [2, сс. 28, 29 и др.]. Но камни обычно устанавливались в ряд в восточном направлении от кургана или храма, иногда в конце плавно отклоняясь к северу. Наша же вереница особенная - продолжаясь в восточном направлении, она упирается в другую, расположенную поперек вереницу, которая в виде дуги, обращенной выпуклой частью на восточный сектор, частично повторяет абрис береговой линии (прослеживаемая длина около ста пятидесяти метров). Таким образом, планировка, напоминающая гигантские лук и стрелу, является уникальной. Кроме того, в полутораста метрах к югу от дуги нами обнаружено несколько малых курганов с каменной наброской (диаметр 5 - 7 м) и кольцевые выкладки, возможно, жертвенники. Помимо этого, в окрестностях памятника также находится несколько отдельных вертикально установленных камней. Весьма интересными являются и три упомянутых надписи, одна из них (№1) находится в месте примыкания верениц на вертикально установленном камне дугообразной вереницы (на этом участке сооружения камни наиболее крупные) и ориентирована на западный сектор 02 (рис.2). Благодаря мелкозернистой осадочной породе голубовато-серого цвета была возможность сделать миниатюрную надпись (12, 5 см). Две других надписи (№№ 2,3) высечены на смежных поверхностях блока из розового гранита длиной около ста тридцати сантиметров, квадратного сечения, он находится непосредственно около кургана в самом начале вереницы (рис. 3,4). Камень, по-видимому, некогда был грубо обработан и, судя по сужению (с одного торца 33 х 33 см, с другого - 18 X 18 см), мог быть обломком стелы. Крупнозернистая структура значительно затрудняет прочтение надписей, даже, несмотря на то, что участок, где они располагались (в расширяющейся части), был дополнительно выровнен. Надписи №№ 1 и 3 выполнены «угловатым» шрифтом, а № 2 курсивом (рис. 5).

На данный момент определены письменности, которыми выполнены эти надписи, но окончательно прочитать их не удается: надписи №№ 1 и 3, это какой-то северо-туркестанский алфавит брахми (Д. Мауэ), а № 2 – бактрийская письменность (Н. Симс-Вильямс). Надписи короткие: №1 – один столбец, при этом, подтвердилось наше первоначальное предположение, что в надписях содержится имя и титул. Д. Мауэ было рассмотрено много вариантов прочтения, одно из последних было «sa г(а) ри ка gan», но он также не исключил возможность предложенного нами первого слога «da», таким образом, на данный момент надпись №1 предварительно можно прочитать «dar(a)pu kagan».
В надписи №3 стиль написания, включая и более крупные размеры знаков, несколько иной. Она состоит из двух столбцов, читающихся справа налево и одиночного знака (вероятно, тамга). Первый столбец имеет множество вариантов прочтения, но, ни один из них пока нельзя признать удовлетворительным, возможно это имя. Знаки второго столбца имеют сходство с тремя нижними знаками надписи №1, читающимися как «каган» и вероятно также обозначают этот титул. Отдельный знак (тамга?) не имеет аналогов в алфавите брахми, но отдаленно напоминает букву «z» древнетюркского рунического алфавита.
Бактрийская надпись (№2) состоит из четырех строчек. Начало надписи отколото, но и оставшаяся часть из-за упомянутого крупного зерна читается плохо. Тем не менее, согласно Н. Симс-Вильямсу в верхней строчке, состоящей из двух знаков, написано «го», последнее слово третьей строчки, возможно читается «bto», но все это пока интерпретировать не удается. Однако в нижней строчке четко читается слово «shauo» - король, то есть, опять же титул.
Поскольку надписи находятся на одном памятнике, то, возможно, что они и посвящены одной и той же личности, кстати, и остальные знаки надписей №№ 1 и 3, кроме тех, что обозначают «каган» имеют некоторое сходство, хотя специалисты по брахме (М.И. Воробьева-Десятовская, Д. Мауэ, С. Карасима и др.) считают их разными. Известно, что каганы имели по несколько имен, так что не исключена возможность, что в трех надписях содержатся разные имена кагана и даже (к такому предположению есть основания) в двух надписях на брахми могли быть разными и языки. Не исключены и другие варианты, вплоть до такого, когда в начале вереницы устанавливалось изваяние главного поверженного врага с его тамгой или именем. Рис.3., Надпись №2
Каждый камень вереницы, согласно хронологии Тан-шу, соответствовал убитому врагу, таким образом, количество камней нельзя было произвольно уменьшить или увеличить. Примечательно, что прямой направленный на восток участок вереницы практически упирается в крутой берег р. Керегентас, и, возможно, расположенный здесь же дугообразный участок включает камни, которые не вошли в прямой участок (что и породило уникальную планировку вереницы). Таким образом, судя по большому количеству первоначально установленных камней, многие из которых утрачены, каган должен был быть выдающимся воином (даже с учетом возможных «подаренных» камней).
Время возведения памятника не известно, но в Монголии имеются некоторые параллели в виде стел с надписями на брахми (буддийское влияние) в местности Кюс-Толгай и Бугугской стелы, которые ученые относят к Первому тюркскому каганату [3, с. 37, 49, 50]. Впоследствии же эта письменность, имеющая индийские истоки не используется, а доминирующими становятся тюркские рунические и отчасти китайские надписи. Поэтому можно предварительно предположить, что наши надписи относятся к тому же периоду, что и названные стелы. В этой связи, представляет интерес находящаяся с правой стороны от надписи № 1 схематично выбитая личина с двумя (?) парами глаз, что являлось на Востоке признаком особой прозорливости и точкой над переносицей (символический третий глаз). Последнее возможно также связано с распространением буддийских традиций. Известно, что буддизм, процветавший в каганате при Таспар кагане, впоследствии утратил свое значение, как религия, не соответствующая интересам воинственных тюрков.
Идентификация имен каганов осложняется еще и тем, что их тюркские имена Б основном известны из китайских хроник, причем в искаженном виде. Впрочем, западные каганы попали также в греческие и персидские источники, где звучание их имен было ближе к тюркскому [4, с.83], а Тарбагатай традиционно входил во владения западных каганов. О фактическом же произношении имен тюркских каганов почти ничего не известно. Чаще всего они реконструируются из сопоставления выше названных источников, поэтому важность вновь открываемых некитайских надписей в том, что их прочтение позволяет вносить в этом плане значительные коррективы, как это было, например, с именем Таспар (Татпар) кагана в согдийской надписи на Бугугской стеле [3, с. 50]. Таким образом, хотя язык надписей на брахми не известен, но имя кагана должно иметь какое-то соответствие с чтением «Дарпу каган». Таким образом, историческая личность, с которой связан этот памятник, должна отвечать всем выше названным условиям.
В какой-то мере этому соответствует «политический долгожитель» Тарду каган, владевший огромными территориями на западе каганата, в том числе Джунгарией, и который за свою долгую по тем временам жизнь одержал немало значительных побед (на его личность советовал обратить внимание С. Г. Кляшторный). К сожалению, об окончании его жизненного пути известно немного: самовольно провозгласив себя верховным каганом (что вызвало недовольство восточных тюрков) и, ввязавшись в очередную кампанию с китайцами, он, почти всеми покинутый бежал к озеру Кукунор, где тщетно рассчитывал найти поддержку тибетцев. Положение осложнялось восстанием телеских и абарских племен в Джунгарии, но, примечательно, что местности за Тарбагатаем были все-таки лояльны династии Ашина [5, с. 142]. Прямых данных о его гибели нет, но после 603 (604) года Тарду каган уже не упоминается.
Если использование брахми, благодаря буддийским миссионерам было широко распространено в Восточном Туркестане и, как видим, проникло в Монголию и на север Джунгарии, то бактрийская надпись (язык, по мнению, Н. Симса-Бильямса, также, скорее всего бактрийский) в этом регионе выявлена впервые. Б этой связи заслуживает внимания, что у Тарду кагана были тесные родственные связи Б областях смежных с Бактрией, в которых наряду с согдийским имело хожде¬ние и бактрийское письмо. Так, в Пайкенде (Бухаре) правил его внук Нили (Нири) хан, в Шаше (Ташкенте) - другой внук Шегуй [5, с. 138], дочь его была замужем за правителем Самарканда (Кян) [5, с. 117] и даже сестра Тарду кагана была женой шаха Ирана Хосрова I Ануширвана (531 - 579), а их сын Хормизд стал впоследствии шахом Ирана.
Необходимо отметить, что особенностью прочтения надписей на брахми, особенно № 3, в связи с плохой сохранностью, является большая вариабельность, благодаря которой возникают ассоциации с именами и других ханов, даже сильно разнящиеся между собой по произношению. Таким образом, не исключена возможность связи памятника и с другими (может быть даже и более ранними каганами), тем более что Тарбагатай, примыкая к «колыбели» древних тюрков - Южному Алтаю и сам мог быть частью их алтайской прародины. В Тарбагатае немало священных мест, соответствующих тюркским культовым предпочтениям (пещера Конур-аулие, скала Уштас, урочище Тарбагатай-Тенгри, гора Тастау, с лишенной растительности каменной вершиной и т.д.). В любом случае, рассматриваемый комплекс связан с выдающейся исторической личностью.
1. Байтенов Э.М. Новое о памятниках древнетюркского времени хребта Тарбагатай в Восточном Казахстане. // Сб. «Культура как система в историческом контексте: опыт ЗападноСибирских археолого-этнографических совещаний». Материалы Международной ЗападноСибирской археолого-этнографической конференции. -Томск, 19 - 21 мая, 2010, сс. 100 - 103.
2. Войтов В.Е. Древнетюркский пантеон и модель мироздания в культово-поминальных памятниках Монголии вв. М.: 1996, Изд-во ГМВ - сс. 28, 29 и др.
3. Жолдасбеков М, Сарткожаулы К. Атлас Орхонских памятников. - Астана: Култегін, 2006.
4. Гумилев А.Н. Великая распря в первом тюркском каганате в свете византийских источников. // Византийский временник, 1961, т.ХХ, с.83.
5. Гумилев А. Н. Древние тюрки. М., 1993, с. 142.